Преемник - Страница 67

Эгерт запнулся. Помрачнел, кусая губы. Резко обернулся ко мне:

— Фагирра. Того человека звали Фагирра; он пытался заставить меня предать… Я же был трусом, я не мог противостоять насилию… После того, как затея Ордена провалилась, во всём обвинили Луаяна, он-де вызвал мор колдовством… И Торию. Её схватили…

Я содрогнулась. Темница и пыточная камера. И тот человек, кровный отец Луара: «Где же? Где Амулет?»

— Амулет? — переспросила я машинально. Солль, кажется, не услышал:

— …А свидетелем обвинения был я… Вернее, мой страх. Я должен был сказать то, чего ждал от меня Фагирра… Потому что мой страх был сильнее меня. Он сделал меня рабом… Фагирра знал, — он снова уселся, сцепив пальцы. Устало вздохнул: — Вот… Когда она вошла в зал суда…

Я зажмурилась. Каждый шаг — боль в изувеченном пытками тело… И толпа, густая, как кисель, плотная толпа, ненавидящие взгляды… Гул, рёв — и гробовая тишина… И помост, на который поднимаются свидетели… Судья за длинным столом и скамейка для обречённой женщины…

Солль перевёл дыхание:

— Она тоже знала. Она знала, что я скажу — «да». Да, почтенный судья, и вы добрые люди, да, Луаян с дочерью вызвали Мор, да, я был рядом и всё видел… Да. Да. Она сама позволила мне. Да.

В глазах его промелькнул некий мрачный, жутковатый огонёк. Я затаила дыхание.

— Не знаю, как… — глухо произнёс Эгерт, — но я сказал «нет». Нет, враньё, нет, нет…

Он откинулся на спинку. Потёр ладонями лицо:

— …И в этот момент заклятие упало, Танталь. И шрам исчез… И всё стало… хорошо. Потому что… Эти клещи, у них рукояти заточенные… В грудь. Потому что у меня не было другого оружия, а у него был отравленный стилет… Всё. Закопали. Забыли…

Он убрал ладони. Его глаза были серо-голубые с тёмным ободком, усталые больные глаза:

— Вот и всё, Танталь. После рождения Луара… Тория долго хворала. И у неё не было других детей — долго, очень долго, будто Фагирра, умирая, послал ей вслед проклятие… И мы уже потеряли надежду, когда родилась Алана. И вот, теперь ты знаешь…

Он отвернулся. Сказал, обращаясь к вепрю на старом гобелене:

— И в жизни моей было много счастья… так много, что теперешняя расплата кажется мне почти справедливой. Тория… Она стала частью меня, и она болит у меня… Она… Как осквернённая святыня, к которой нету сил вернуться. Видишь, как я говорю… Никому… почему-то тебе. Ты не знаешь, почему?

Мне захотелось снова стать на колени.

— Есть ещё один человек, — он бездумно провёл пальцем по клыкастой веприной морде, — который… которому я мог бы… но это было бы по-другому. Он сам всё знает… Ведь это он пометил меня шрамом и наложил заклятие… он сломал мою жизнь… Подарил мне… меня… — он вздохнул. — Но я боюсь его. Я никогда не говорил бы с ним так же, как сегодня с тобой.

— Кто это? — спросила я шёпотом.

— Его зовут Скиталец, — проронил Эгерт, как мне показалось, неохотно. — Другого имени никто не знает… Он стар… Он не маг, но…

— Наложил заклятие?

— Да… Он… никто не знает, кто он. Декан Луаян считал, что он бывший Привратник, не впустивший в мир Того, кто стоял на пороге, Третью силу… И обожжённый этой силой, отмеченный… Ах да, ты же не знаешь, что это такое… Привратник, Дверь… Ты не знаешь. Да и я не знаю толком… Но раз в году, на День Премноголикования, он является в город… И мы встречаемся с ним в трактире «У землеройки». И я ни разу не решился с ним заговорить… Смотрим друг на друга, выпиваем по стакану вина — и он уходит, а я остаюсь.

Он закрыл глаза, вспоминая. Чуть приподнял уголки губ:

— Он не меняется последние двадцать лет… Всё время, что я его знаю. Странно… Для человека… Впрочем, кто знает. Он… Такие безразличные глаза, в них будто безразличие всего мира… И веки без ресниц. И странно, если какие-то наши, человеческие дела ещё интересуют его… Ему наверняка всё равно… Но в День Премноголикования… Он приходит, и ни разу не опоздал.

Долгое время мы оба слушали дождь.

— Амулет, — Эгерт потёр лоб и вздохнул. — Луар добыл Амулет… Который так хотел заполучить Фагирра. Он хранился у декана Луаяна в кабинете… После его смерти Тория перепрятала его, чтобы я, трус, не выдал под пытками… И сама… не сказала… ему. Когда подошла Осада… Мы отдали медальон. Отдали Скитальцу, потому что он, мы знали, сохранит его… Значит, Луар виделся со Скитальцем. Значит, тот отдал ему медальон. Значит, Луар — действительно Прорицатель…

Эта мысль приходила мне в голову и раньше — но только произнесённая Эгертом вслух, она окончательно превратилась из бреда в приговор.

— Ну и что теперь? — спросила я шёпотом. — Он… Мне кажется, он что-то задумал. Он решил — раз все твердят мне, что я сын Фагирры, то я сделаюсь-таки его сыном… Что же теперь, господин Эгерт?

Он улыбнулся:

— Девочка, я-то уж точно не маг… И я не умею поворачивать время вспять. Чего же ты хочешь?

Я собралась с духом:

— Я хочу, чтобы вы вернулись. Я хочу, чтобы вы нашли Луара… И чтобы вы попросили прощения у госпожи… у Тории. Ей… плохо.

— Так ты ничего не поняла, — сказал он тоскливо. — По-твоему, срубленное дерево достаточно приставить к пеньку, и оно зацветёт…

И тогда я озлилась. Здравый смысл успел испуганно пискнуть «не надо», но злость уже ударила мне в лицо, снова залив его краской:

— Вы… Да вы просто… Вы бросили раненого человека. Может быть, смертельно раненого. Вы лелеете свою боль… А их вы обрекли… на ещё худшее одиночество. И не ищите, нет вам оправдания… Зачем вы оставили Торию, и как раз тогда, когда должны бы…