Преемник - Страница 8

— Ты можешь не поступать в университет и не прочесть больше ни одной книги… Нам будет грустно, но всё равно мы тебя не разлюбим. Понимаешь?

— Нет, — честно признался Луар.

Отец вздохнул:

— Телёнок валяется в ромашках и сосёт вымя… А теперь представь, что то же самое делает здоровенный бык.

Помолчали.

— Я что-то не так делаю? — спросил Луар шёпотом. Отец запустил руку в путаницу своих светлых, как и у Луара, волос, смел со лба назойливые пряди:

— Я, наверное, не так сказал… Малыш, нельзя до старости жить детством. Хм… Старость твоя далеко, конечно, но пора выбирать…

Луар прерывисто вздохнул. Потупился, изучая мокрицу на влажном камне перил.

Отцова рука легла ему на плечо:

— Денёк…

— Выбери за меня, — вдруг страстно попросил Луар. — Мне кажется… что у тебя лучше получится.

Отцовы пальцы на его плече сжались:

— Ну нельзя же!.. Ты мужчина, ты решаешь свою судьбу…

Луар вздохнул снова. Этого-то он и боялся; непостижимое будущее, неотвратимые перемены… Вернуться бы в четырнадцать лет. Даже и в двенадцать — несмотря даже на ту порку… Ведь потом было всё хорошо… Даже лучше прежнего… Кажется, та боль привязала его к отцу, вместо того чтобы оттолкнуть…

— Твой выбор будет правильнее, — сказал он глухо. — Ты опытнее… да и потом…

Он запнулся. Отец устало опустил кончики рта:

— Что — «потом»?

Луар молчал. Он мог бы сказать, что отец его умнее и лучше, что ему, сыну, никогда и ни в чём не сравняться с великолепным отцом, — но он молчал, опасаясь насмешки.

Его собеседник тоже молчал и смотрел без улыбки. Вздохнул, перевёл взгляд на воду; потёр пальцем ухо, будто собираясь с мыслями:

— Сынок… Когда я был такой, как ты… чуть постарше. В Каваррене… — Эгерт Солль перевёл дыхание. — Я совершил очень гадкий поступок. И я… был за него страшным образом наказан. Заклятье трусости… сделало меня жалким и… отвратительным существом. Я никогда не говорил тебе, но мама очень хорошо знает.

У Луара мурашки забегали по коже. Отец говорит о каком-то незнакомом человеке, а он, Луар, прослушал начало истории…

— Я стал трусом, Луар, самым низостным из трусов. Я боялся темноты, высоты, я смотреть не мог не обнажённую шпагу… Я терпел оскорбления и побои — и не мог ответить, хотя и был сильнее… Я не заступился за женщину, потому что…

Он запнулся, будто ему рот свело судорогой. Перевёл дыхание:

— Видишь ли, малыш… Я долго думал, рассказывать тебе… Или всё же не стоит.

Это испытание, понял Луар. Он меня разыгрывает.

Отец оторвался, наконец, от воды и заглянул сыну в глаза:

— Ты не веришь мне, Денёк?

В эту самую секунду Луар понял, что всё это правда. Отец не шутит и не разыгрывает, каждое слово даётся ему с болью, он ломает сейчас тот героический образ, который давно сложился в воображении Луара, он рискует уважением собственного сына…

Луар мигнул.

— Мама знает, — продолжал отец. — Она… видела меня… таким, что… Лучше не вспоминать. Но ты… Сегодня я снова увидел, как ты… забиваешься в тень. И тогда я решился. Рассказать тебе. В конце концов… сбросил заклятье, и всё равно прошли годы, прежде чем я стал таким, как сейчас… А ты ещё малыш. Я не желаю тебе и сотой доли тех… того, что было со мной. Будь счастливым, будь таким, как ты есть… Не мучай себя этим вечным сравнением. Понимаешь, почему?

Луар смотрел вниз, и в его голове царила сумятица. Мокрые ладони будто примёрзли к холодным каменным перилам; отец стоял перед ним и ждал его ответа — как подсудимый.

По воде тянулись блеклые осенние листочки; Луар не мог сосредоточиться. Всё это слишком сразу. Шли, молчали, было хорошо…

И тогда он вспомнил.

Тогда тоже были листья — на воде и на берегу… Ему было тринадцать лет, и пахло сеном. Ощутив боль, он не понял сразу, что произошло, дёрнулся, опустил глаза — и увидел в жухлой траве змею.

Ослабели ноги. Мир затянулся чёрной дымкой; Луар хотел бежать и не мог сойти с места — но люди на берегу услышали его отчаянный крик.

Траурная пелена. Страх, от которого цепенеют все внутренности; белое и жёсткое лицо отца: «Не бойся».

Лезвие ножа в костре. Ремень, перетянувший ногу до полного онемения. Какие-то перепуганные женщины; отец оборвал их причитания одним хлёстким коротким словом. А матери тогда не было на берегу — она ждала рождения Аланы…

Мокрое сено. Запах жухлой травы. И уже всё равно, как выглядишь и как на тебя посмотрят, нет сил играть храбрость — но отец спокоен: «Сейчас будет больно».

Он кричал и бился. Он боялся калёного железа больше смерти — уж лучше умереть от яда…

Но отец его был жесток; сильные руки скрутили Луара, как цыплёнка.

Край отцовой куртки в судорожно стиснутых пальцах. Ошеломляющая боль; костёр, широкая ладонь, зажимающая рот. Резкое облегчение. Белое бесстрастное лицо, и на губах — Луарова кровь. Вода. Холодная вода.

«Вот и всё».

И спокойствие сползает с этого лица, будто маска…

А потом подросток-Луар лежал на телеге и смотрел в небо. И удивлённо думал о странностях судьбы и бесконечно долгой жизни впереди — вот ведь…

Он не знал, каково в те минуты было его отцу. Наверное, во рту спасителя-Солля была ранка — яд, высосанный из тела сына, достал теперь самого спасителя, и даже могучий Соллев организм одним только чудом с ним справился…

Отправив домой сына, Солль свалился в судорогах. Ничего этого Луар в те минуты не знал…

Мгновение острого счастья — покачивающаяся телега, негромкий голос возницы, над миром — вечернее небо, зелёное с золотым…