Преемник - Страница 84

Тогда, в первый раз, он так испугался барельефов, каменных лиц великих учёных древности, эти лица казались ему мёртвыми и строгими одновременно… Каменные трупы…

Ещё он боялся, когда рисовали огонь. Он думал, что нарисованный огонь явится, и будет пожар, тот, которым пугает нянька…

— Нет! — суетливо воскликнул служитель. — Без разрешения госпожи Тории… Нельзя!

Луар поднял голову; оказалось, он стоит перед запертой дверью, вернее, перед дверью и заслонившим её служителем:

— Кабинет декана… это святыня… Вы знаете, он заперт… Только госпожа Тория может…

— Декан мой дед, — сказал Луар в сводчатый потолок. — Вы думаете, он был бы против?

На лице служителя проступило сомнение — но только на секунду:

— Только с разрешения госпожи Тории! Только в её присутствии… И вы всё равно не сможете открыть!

— Тогда чего вы боитесь? — удивился Луар.

Служитель заколебался. Нахмурился, упрятав глаза под самый лоб; нехотя отступил:

— Что ж… Надеюсь, дверь вы ломать не будете, господин Луар?

В последнем слове накопился весь яд, на который был способен этот преданный университету старикашка. Луар поднял брови, узнавая и не узнавая собственное имя:

— Или у вас нет ключей?

— Ключи у госпожи Тории! — победно изрёк служитель. — И вряд ли ей понравится, когда я расскажу о…

Луар с усилием повернул бронзовую ручку. Тяжёлая дверь качнулась и отошла — без скрипа, плавно, как во сне. Служитель замер, разинув перекошенный рот.

Из кабинета пахло травами. Пылью, книгами, ещё чем-то трудноназываемым, Луар был уверен, что слышал этот запах раньше…

Служитель всё ещё молчал.

Тогда Луар переступил порог и захлопнул дверь перед самым служительским носом.

* * *

Вооружённый до зубов отряд, возглавляемый полковником Эгертом Соллем, подобен был обезумевшему льву, который гоняется за шершнем.

Эгерт кидал своих людей напролом, рвался вперёд, презрев опасность, — и всякий раз заставал брошенный лагерь, остывшие угли костров, смятую траву и кости обглоданной дичи; Сова протекал сквозь ловушки, как протекает сквозь пальцы песок, а отряд Солля был велик и неповоротлив, и всякий, кто был хоть сколько-нибудь любопытен, мог спокойно разузнать о его манёврах и подготовиться загодя…

Разъярённый Солль пытался сделать союзниками местных жителей — их допрашивали едва ли не с пристрастием, и всё напрасно. Боясь возможных разбойничьих набегов и трепеща перед озлевшими стражниками, хуторяне приходили в ещё больший ужас при мысли о мести — а Сова мстителен, и не стоит надеяться на то, что его так скоро изловят…

Спустя неделю закончился провиант; воины роптали. Эгерт, все эти дни почти не сходивший с седла, почернел лицом. Обещая своим людям попеременно то награды и почести, то военный суд и виселицу, он сумел-таки вздрючить выдохшийся и голодный отряд, привести его в более-менее боевое состояние и подвигнуть на последний бросок — отчаянный и оттого неожиданный.

…Под вечер передовой дозор напал на след Совы — неожиданно свежий, ещё тёплый; на закате удачливому молодому воину посчастливилось изловить часового Совы — одного, а сколько их всего было?!

Запахло неминучим боем — и от этого долгожданного запаха ноздри полковника Солля затрепетали, как парус.

* * *

…Наутро город содрогнулся от новой страшной вести — под окнами добропорядочных горожан нашли маленькую молочницу с колодезной цепью на шее; белая лужа растеклась из опрокинутого бидончика, и на дальнем её конце орудовал розовым языком вороватый кот. Все приметы говорили о том, что ребёнок погиб сейчас, только что; горожане кинулись — одни в ужасе по домам, другие в ярости по окрестным переулками и подворотням; говорят, кто-то успел увидеть в конце улицы фигуру в длинном плаще. Высокую худую фигуру в капюшоне…

Слухи расползлись всего за пару часов. Перепуганные матери запирали детей на ключ, и несчастные узники уныло глядели на волю сквозь оконные стёкла. Малолетние служки и разносчики жались друг к другу, то и дело в ужасе оглядываясь, будто заслышав звон цепи…

После полудня пришла новая волна слухов, да такая, что ненадолго позабыли и про убийцу. Башня Лаш, заколоченная Башня на площади исторгла невнятный, утробный стон, от которого у всех находившихся поблизости волосы встали дыбом. Какой-то пьяный от страха сторож поведал любопытным, что, еженощно обходя площадь, он не раз уже слышал в Башне звуки и шорохи — словно бы возню огромных мышей…

Городские ворота закрылись на час раньше обычного. По всему городу хлопали ставни; страх сидел за каждым столом, страх поджидал в каждой спальне, а если и не страх, то беспокойство, душевная смута и ожидание недоброго…

В кабинете декана Луаяна ночь напролёт горел огонь. Внук старого мага сидел над грудой странных и страшных книг, тех особенных книг, касаться которых не смела даже деканова дочь.

Знаки и символы, которым Луара никто не учил, складывались не в слова даже — складывались в не до конца оформившиеся понятия, и, дрожа крупной дрожью, Луар понимал, что обманывает себя — это не чтение… Даже закрыв книгу, он будет слышать и ощущать присутствие этого, и знаки не исчезнут, если он зажмурит глаза…

Куртка его лежала на высокой спинке кресла. Белая рубашка была расстёгнута, и на обнажённой груди тускло поблёскивал медальон. Близилось новое утро — а, может быть, уже третье утро, он потерял счёт часам и дням, он путался, плыл в огромной сладкой паутине, не ведая, паук он при этом или муха…